(no subject)
May. 14th, 2016 10:47 amФрагмент №28
Сначала кончилась еда. Потом макароны. Макароны мы едой не считали, а зря. Потому что, когда кончились они, остались только сушёные семена в брикетах, от которых у всех болел живот. Потом стала к концу подходить вода. Хорошо, что кто-то вспомнил, что в охлаждающей жидкости второго контура вода входит в состав. Научились фильтровать. Пить было можно, хотя отдавало спиртом. Но теперь второй контур начал перегреваться, и мы все знали, что рано или поздно он в лучшем случае сломается, а в худшем – взорвётся вместе с кораблём. Мы все уже находились на грани безумия. Поэтому странно, что на исходе второго месяца бортмеханик Мишо вдруг сказал одну разумную вещь.
- Парни, - сказал он, - а кто-нибудь помнит, зачем и куда мы летим?
Никто не помнил. Я внезапно осознал, что являюсь капитаном корабля, то есть должен, по идее, быть в курсе цели полёта. Но я не был. Поспрашивал приватно у всех. Порылся в бумагах, в документах компьютера. Ничего внятного. Судя по всему, мы болтались на вытянутой орбите какой-то дрянной планетки.
- Всё, - сказал я. – Хватит. Пусть это будет нарушением приказа, но я приказываю сесть на эту планету. Может быть, сможем пополнить запасы.
- Я против того, чтобы нарушать приказ, - сказал Вернер.
- Тогда ты нарушишь мой, - сказал я.
Он пожестикулировал немного, повыпучивал глаза и понял, в конце концов, мою аргументацию.
- Сдаётся мне, - сказал Мишо, - что с нами что-то не так. Мне кажется, что с нами что-то случилось, и мы потеряли разум.
Это была вторая разумная вещь, сказанная за последние два месяца.
- Сдаётся мне, ты прав, - сказал я. – Давайте сядем на эту планету и разберёмся.
Сначала кончилась еда. Потом макароны. Макароны мы едой не считали, а зря. Потому что, когда кончились они, остались только сушёные семена в брикетах, от которых у всех болел живот. Потом стала к концу подходить вода. Хорошо, что кто-то вспомнил, что в охлаждающей жидкости второго контура вода входит в состав. Научились фильтровать. Пить было можно, хотя отдавало спиртом. Но теперь второй контур начал перегреваться, и мы все знали, что рано или поздно он в лучшем случае сломается, а в худшем – взорвётся вместе с кораблём. Мы все уже находились на грани безумия. Поэтому странно, что на исходе второго месяца бортмеханик Мишо вдруг сказал одну разумную вещь.
- Парни, - сказал он, - а кто-нибудь помнит, зачем и куда мы летим?
Никто не помнил. Я внезапно осознал, что являюсь капитаном корабля, то есть должен, по идее, быть в курсе цели полёта. Но я не был. Поспрашивал приватно у всех. Порылся в бумагах, в документах компьютера. Ничего внятного. Судя по всему, мы болтались на вытянутой орбите какой-то дрянной планетки.
- Всё, - сказал я. – Хватит. Пусть это будет нарушением приказа, но я приказываю сесть на эту планету. Может быть, сможем пополнить запасы.
- Я против того, чтобы нарушать приказ, - сказал Вернер.
- Тогда ты нарушишь мой, - сказал я.
Он пожестикулировал немного, повыпучивал глаза и понял, в конце концов, мою аргументацию.
- Сдаётся мне, - сказал Мишо, - что с нами что-то не так. Мне кажется, что с нами что-то случилось, и мы потеряли разум.
Это была вторая разумная вещь, сказанная за последние два месяца.
- Сдаётся мне, ты прав, - сказал я. – Давайте сядем на эту планету и разберёмся.